Фандом: наиболее чистый "Бедолага" с отсылкой к фильму "Реквием".
Персонажи: Химура, Такагацу, Сигурэ
Предупреждение: на всякий случай напоминаю о всеогульном ООСе!
Краткое содержание: первый осенний дождь в городе Киото.
Посвящается: Домогасе, Таечке - и Фэнги-сан)
Примечание: хайку действительно принадлежит Мацуо Басё) Перевод принадлежит мне. Киёхи Рэйсин... впрочем, с ним вы еще познакомитесь
читать дальше
Одиночество - лишь шум дождя за заколоченным окном.
предсмертное хайку Киёхи Рэйсина
предсмертное хайку Киёхи Рэйсина
Мелкий зябкий дождик сыпался с неба, как мука из проеденного мышами короба и, казалось, оставался на коже невнятным сухим налетом.
Осень в городе наступила как-то сразу, словно вдруг решила: все, пришло ее время - и настала. Еще вчера было тепло и солнечно, и улицы были похожи на гирлянды пестрых фонариков, а люди радовались хорошей погоде и гуляли по улицам под веселыми бумажными зонтиками - а сегодня все краски словно смыло дождем, оставляя невнятные серые потеки, и все стало тихим и пустынным.
Один из домов, впрочем, ухитрялся даже в этом бесцветном мире призывно подмигивать яркими красными огнями фонарей и манить не менее яркими платьями, в которые зябко кутались сидевшие за решеткой девицы.
У входа в этот дом, под навесом, сидел на приступочке и чего-то ждал мальчик с фиолетовым сложенным зонтом и катаной за поясом, задумчиво догрызавший луковую лепешку. Одна из девиц за решеткой, видимо, преисполнившись жалости, протянула ее ему со словами "Хоть покушай, бедовая голова!", а тот не дурак был отказываться.
- Как зовут-то тебя? - вздохнула добросердечная женщина, поуютнее запахивая на груди рыжее кимоно.
- Кеншин, госпожа, - вежливо ответил тот.
- А лет тебе сколько, Кеншин? - окликнула другая, с перламутровой шпилькой в спутанных волосах.
- Пятнадцать этим летом было, - так же вежливо сказал тот.
- Ойя, ойя, надо же - пятнадцать! - охнула первая. - Да ты дитё совсем!
- Как есть дитя, - вздохнула вторая. - Что ж ты тут делаешь? Никак, хозяина сопровождаешь?
- Вроде того, - кивнул Кеншин. - Друга.
- Дурной у тебя друг-то, если по таким местам таскает, а, Юми-хан? - сердито вздохнула первая.
- Да уж, не умеешь ты, Кеншин-хан, друзей выбирать, что да, то да, - покачала головой вторая. - И что, даже внутрь не пригласил тебя?
- Как-то так уж вышло, - развел руками Кеншин, подхватывая на лету начавший было падать в близрастекшуюся лужу зонт.
- Уж наверное он сильно занят-то! - фыркнула первая. - Просто ни минуты покоя, весь в трудах тяжких...
- Он еще не пришел, - кротко сообщил Кеншин. - Велел здесь его подождать.
Юми-сан немедленно высказала свое мнение о том, что поступающий подобным образом самураем быть назван никак не может, а ее чуть менее изысканная товарка просто выругалась в адрес отсутствующего друга предпоследними кансайскими словами.
- И не говорите, - вздохнул горестно Кеншин. - Гад, гад подлейший! Но друг, куда тут денешься... - и тяжко вздохнул, качая головой.
Морось не спешила заканчиваться, а долгожданный друг все не шел и не шел, и Кеншин уже успел перезнакомиться со всеми тремя местными первыми красотками - Юми-хан, Оцуё-хан и Масаки-хан - съесть еще одну луковую лепешку и сладкий колобок, заботливо выуженный белорукой Юми из широкого рукава, рассказать о своем тяжелом детстве и страшном учителе, выслушать в ответ о нелегкой доле честных тружениц решетки...
Наконец, в конце улицы нарисовалась высокая нескладная фигура, без зонта, зато в длинном кинагаси радостно-лазурного цвета. По мере приближения выяснилось, что это ладный юноша с веселым торчунчиком на обвязанной красной лентой голове, приспустивший с плеча левый рукав и сверкающий ослепительно белым бинтом на смуглом предплечье. В левой руке он держал зонтик и катану, которыми помахивал на ходу, а в зубах - давно погасшую трубочку.
Кеншин встрепенулся: судя по всему, это и был тот самый друг.
Оцуё-хан вздохнула слегка разочарованно:
- Что, пришел-таки?
- Да нет, - растерянно помотал головой мальчик. - Это не он. Это... так, общий знакомый.
- Ещё б не знакомый! - хохотнула Масаки-хан. - Это ж Ётака-смерть-всем-девкам! Нет, ты уж точно друзей как-то криво выбираешь...
А Ётака-смерть-всем-девкам тем временем подошел, любезно раскланялся с дамами и весело сказал:
- Что, мелкий, сидишь?
- Сижу, - хмуро ответил Кеншин. - Давно уже сижу, тебе-то что?
- Эх, неласков ты что-то нынче... - вздохнул Ётака. - А я ведь и зонтик специально для тебя захватил, думал, ты без него.
- Хоть что хорошее в жизни сделал: мой рваный, как плащ святого монаха, - все так же хмуро отозвался мальчик. - Только я тут, знаешь, не тебя жду.
- Знаю, - кивнул Ётака, заходя под навес, облокачивая катану и зонт о стенку и начиная отжимать подол кинагаси. Потекла мутная, грязная вода. - Премерзкий дождь, а, мелкий?
- Не то слово, - вздохнул Кеншин. - Чего тебе, а? - он уже начинал раздражаться.
- Дождь, да... - проигнорировал его слова приятель. - Знаешь, какие стихи о дожде сложил Мацуо Басё?
- Да какое мне до того дело, длинный ты недоросль?! - вскипел наконец Кеншин. - Отвяжись уже от меня!
- Нехорошо, - с осуждением в голосе вздохнул Ётака, заново набивая трубочку и пытаясь раскурить в отчаянно сыром воздухе. - Я ведь для твоего же, балда, блага. И культурного просвещения. А стихи такие: Вот дождь пошел - и Кацура-красавец сокрылся прочь. Правда, гениальный художественный образ? Как сразу представляется серый вечер, и тучи, закрывающие луну, и начинающийся дождь... А?
- Вот только Басё мне и не хватало... - обреченно вздохнул Кеншин, поднимаясь и на прощание кланяясь сидевшим за решеткой женщинам. - Ну и куда ты меня собрался тащить, бессовестный ты человек?
- А, тут недалеко, - отмахнулся Ётака. - До встречи, красавицы!
- Иди в Ёми! - дружно огрызнулись красавицы, и молодые люди под одним - ётакиным - зонтом нырнули под дождь.
***
Некоторое время шли молча, только Ётака что-то невнятно насвистывал сквозь трубочку, да Кеншин изредка вздыхал и шмыгал носом. Потом он спросил:
- Встречу, так понимаю, отменили?
- Есть такое, - кивнул Сишио. - А умный, красивый и главное - добрый я подумал: "А ведь бедный маленький хитокири сидит там под дождем у "Прекрасной Фейхоа", и некому его утешить" - и мне стало так грустно, что я взял зонтик и поспешил сюда.
- Хороший какой-то зонтик, - подозрительно поднял взгляд Баттосай. - Где украл?
- И что ты вечно так плохо обо мне думаешь? И вовсе я его не украл. Так, одолжил на время.
- Угу. Конечно-конечно. И где одолжил?
- А там, куда мы с тобой, маленький хитокири, сейчас идем пить горячий чай и греться у огня. Потому как длительное сидение на улице в такую погоду - губительно сказывается на нашей с тобой профпригодности...
- Все б тебе только болтать, неуёмному! - буркнул Баттосай, и тут же спохватился. - Ты меня что, к какой-нибудь своей девице ведешь?
- Все б тебе только о девицах мечтать, да еще о чужих, маленький хитокири. Дурной признак, очень дурной... - отмахнулся Сишио и свернул из грязного немощеного переулка на относительно чистую деревянную мостовую.
- Да куда ты меня тащишь? Там же хорошие кварталы! - удивился Кеншин. - Ты что, умом потронулся?
- Излишняя подозрительность тоже никогда никого не красила, должен заметить, - Сишио беглым, но пристальным взглядом окинул улицу, мокрые деревья и высокие заборы и, не обнаружив слежки, продолжил путь. - Тебе что, чаю неохота? С горячим мясом...
- Только не говори, что мы идем к сэнсею! - ужаснулся Баттосай.
- Я уже сто раз говорил: мы с ним и вовсе незнакомы, стану я еще к чужому человеку в дом вламываться, ха!
- А я сто первый раз говорю, что с твоими повадками - не то что знакомы, а и очень близко, и в таких отношениях состоите, что у вашего покорного слуги язык завяжется произнести!
- Так пожалей язык и промолчи, чего тебе стоит-то?
Тем временем и впрямь начался хороший квартал, и потянулись ровной белой полосой высокие стены поместий, редко-редко прерываемые красными пятнами ворот. У одних таких Сишио остановился и, к великому изумлению Кеншина, невозмутимо постучал, а потом попросил слугу передать хозяину, что, дескать, пришел Гэнтацу.
Слуга с поклоном ушел, но вскоре вернулся, поспешно отпирая ворота и рассыпаясь в извинениях. Следом за ним, с красно-белым зонтом, из дому вышел молодой человек с суровыми бровями и ясной улыбкой и несколько укоризненно сказал:
- Гэнтацу-кун, я ведь просил Вас поберечь Ваши раны и не убегать из дому, тем паче - в такую собачью погоду! Что за бессмысленное непослушание!
- Извините, Сигурэ-сэмпай, - развел руками Сишио. - Я проведал, что мой друг вынужден сидеть один под дождем в ожиданьи вестей, которых он все равно не дождется - и не мог усидеть здесь, в тепле и довольстве.
Строгая складочка между бровей разгладилась, а тон хозяина сменился на одобрительный:
- В таком случае могу только одобрить ваш поступок, как достойный всяческого подражания. Пройдемте же в дом скорее, здесь холодно и неприютно, - и хозяин сам пошел впереди, указывая молодым людям дорогу.
***
- Кто это вообще такой?! - прошептал Кеншин, едва хозяин скрылся, оставив их переодеваться в любезно предоставленную сухую одежду и выжимать мокрые волосы.
- Мой друг. Совершенно сумасшедший человек, - отозвался Сишио, распутывая свою ленточку. - Подобрал меня однажды раненым на улице и вылечил, так и подружились. Я ему назвался Гэнтацу, но ему в сущности нет дела, настоящее это имя или нет. Говорю же - сумасшедший, совершенно.
- Самурай, да?
- Князь, - поправил его Сишио. - Или что-то в этом роде. Он сам из Бидзэна то ли из Этидзэна - не упомню, богат, как Хотэй. Но псих. Сдвинут на достойном и должном и правильном.
- И твой друг?
- Мир вообще удивительная штука, так что - веди себя прилично, маленький хитокири. Опозоришься - прирежу. Или Идзо сдам с потрохами.
- Идите вы, Гэнтацу-кун... в Синсэнгуми.
- Не ново.
- Зато от души, как и всегда.
В доме было тепло и удивительно сухо - а еще удивительно тихо и безлюдно, только двое или трое слуг невнятными призраками то появлялись, то исчезали, да шуршала снаружи мелкая осенняя морось.
А в комнате был накрыт стол, и манила теплом жаровня, и радушный хозяин тепло улыбался гостям, и расспрашивал о последних новостях, и журил "Гэнтацу-куна", что тот не следит за собой и вечно в повязках - а тот смеялся, что бинты просто созданы подчеркивать его невероятную красоту - и в подтверждение тому отставлял в сторону смуглую руку и призывал восхититься контрастом, и хозяин послушно восхищался, а Кеншин смеялся, и вечер был светел и мирен.
А снаружи шел дождь, не давая луне даже краешком глаза выглянуть из-за туч, и на крыльях дождя спешила в город зябкая и мокрая киотская осень 1864 года.