Фандом: "Бедолага"+ игра Акено-сан
Персонажи: Такагацу, Кеншин, Сарина
Предупреждение: ну, ООС же?
Краткое содержание: скучный вечер - не так скучен за книгой
Примечание: проект "XIX" - попытка изменить будущее путем внедрения в прошлое агентов влияния.
читать дальше
Книга - единственное утешение в одиночестве, мудрый собеседник в дни печали, спутник мудреца.
Цюй Мэн
Цюй Мэн
Еще один серо-белый день ранней зимы, когда по грязно-снежному фону черной и алой тушью пепельное утро рисовало город Киото. Еще одна конспиративная квартира на чердаке еще одного дома для утех. Заплетенные паутиной углы, еле-еле светящий фонарик-андон, и дочиста отскобленный пол, на котором - три футона: один в углу и два рядом.
Полом, еще в первый день после того, как им выделили этот чердак, как следует занялся Баттосай, пока Сишио со свойственной ему дотошной мелочностью выбивал последние признаки пыли из футонов. Тогда еще только двух.
Третий появился совсем недавно, вместе с его хозяйкой - рыжей европейкой с диковатыми нелюдски-зелеными глазами и на удивление человеческим именем Сарина.
***
Сарина была посланницей человечества будущего. У нее был гигантский аппарат (почему-то, как поведал Баттосаю сведущий в гайдзинских наречиях Аой, именуемый "бочкой"), сверхскорострельный пистолет и летающая машина, которая осталась в будущем. Сарина рассказывала Кацуре-сэнсею ужасы о том, что будет, когда гайдзины возьмут в свои руки весь мир и как важно создать бастион для противостояния им здесь, на западе. Кацура-сэнсей с интересом слушал ее, но с куда большим интересом и доверием он слушал советника Киёхи, который умел перевернуть все доводы гайдзинки с ног на голову и представить их в лучшем случае художественным бредом, а в худшем - злонамеренными кознями. Но пока у гайдзинки было оружие и медикаменты, он был готов терпеть какие угодно злонамеренные козни - разумеется, на благо Японии вообще и дела Исин-Сиши в частности.
А потом Акено-сан разрубил ее средство для перемещения во времени.
И вместе с ним для Сарины сломалось все.
Теперь она сидела здесь, на этом чердаке, и куталась в любезно предоставленное Сишио ватное кимоно. На чердаке было холодно и сыро, а выданное госпожой Икумацу сиреневое иромудзи совершенно не грело. Сам Сишио, ничуть не смущенный ее присутствием, устроился на футоне практически нагишом и штопал свою лазоревую юкату: после встречи с Идзо и теплой беседы рукав почти совсем отправился в мир иной. Баттосай, прижавшись к теплой каминной трубе и придвинув поближе фонарик, с посильным выражением читал вслух:
- "И когда госпожа Рарука прошла мимо почтенного гостя, слегка задев его подолом своего платья из золотого китайского шелка, тот воистину потерял дар речи от того, сколь соблазнительны были контуры ее юного тела в этом китайском платье корейского пошива..."
Сарина прикрыла глаза, борясь с дремотой. Невзирая на холод, на чердаке было невероятно душно, а монотонное чтение на полупонятном старояпонском со вкраплениями то китайских, то вообще, кажется, европейских, оборотов откровенно убаюкивало. Где-то за окном по городу должны были бродить несколько человек из поисковой партии, а может быть и новый резидент. Им следовало подать знак, но как тут подашь знак - если патроны кончились, а рядом постоянно крутятся два киллера-шахида?
Да и патроны те... Девушка поежилась, вспоминая, как пару дней назад хитокири Сишио, раскурив свою трубочку, задумчиво рассуждал о технике боя "катана против ружей".
- Тут, - говорил он - Надо сразу сбить прицел, идти широким зигзагом на запредельной скорости, а дальше он уже просто не успеет среагировать, как дуло уже отрублено... ну, или голова. По ситуации, да, маленький хитокири?
Рыжий Баттосай кивал, но возражал только, что иногда слишком много стрелков - область покрытия не позволяет уйти от пули. Сишио спокойно предлагал в таком случае атаковать сверху, и они начинали бурно спорить, чертя на кусках старых писем и планов схемы угольком...
Конечно, против автомата такие фокусы не сработают... но Сарина слишком хорошо помнила, как летал вот этот рыжий малыш и с какой скоростью он может двигаться. А ведь, по оговорке мистера Такэти, из них двоих он был чуть ли не слабее...
- "И Куроиси-доно мягко, но непреклонно взял за тонкое, подобное китайскому фарфору, запястье Раруку-химэ и, приникнув лицом к ее лицу и пристально созерцая ее огромные глаза, совершил один лизок ее губ..." Тьфу, Сишио, пошлятина какая! Сам такое читай, где ты эту пакость вообще раздобыл?
- Мне Сигурэ дал, - странно-мечтательно ухмыльнулся тот. - Говорит, отличный роман. Называется "оргазьм".
- А на обложке написано - "Моногатари о мятежной Рарука-химэ и гордом Куроиси-доно", - недоуменно сморгнул Баттосай.
- А оргазьм - это будет моногатари по-гайдзински. Так Сигурэ говорит, а уж ему-то виднее.
Сарина вздохнула, перебарывая желание заткнуть уши руками, чтобы не слышать того бреда, который несли эти двое всякий раз, как речь заходила о гайдзинах. А о них речь заходила частенько, чаще - только о Синсэнгуми и сёгуне. Впрочем, Сарина всерьез подозревала, что бред они несут в любом случае - тот самозабвенный и абсолютно внутри себя логичный бред, который умеют нести только подростки с тринадцати до шестнадцати лет.
Или генералы на обзорных собраниях, подумала она тоскливо, вспоминая, как все лучезарно выглядело в изложении генерала Блэка, куратора проекта.
Изменим прошлое, чтоб изменилось будущее, как же.
Впрочем, будущее они уже изменили, и кто знает - что она увидит, буде вернется обратно в Киото начала XXI века? И увидит ли она то Киото?
А эти двое не подозревают о том, как они важны для истории и прогресса, Европы, Азии и лично ЕКВ Елизаветы, они просто самозабвенно предаются скуке и пытаются развлечься, читая какую-то чудовищно пошлую историю о мятежной Раруке и ее хахалях.
- "Однако, я должна сказать, что Куроиси-доно причинил мне боль своим действием! - вскричала Рарука-химэ, выхватывая из-за пазухи танто и нанося удар в грудь своему возлюбленному. Тот же, не уклоняясь, принял удар, сам нанося девице новый удар неким общим для рода мужеского орудием и сказал: "Да простится мне! Ибо я не мог угадать, что госпожа окажется несверленной, подобно скатному окинавскому жемчугу"... Чего-чего они там натворили?
- Она его танто в процессе страсти проткнула. Ну что, зато помрет счастливым, - меланхолично обкусил нитку Сишио и прищурился, вдевая в игольное ушко новую. - Хотя и нелепая смерть, конечно...
- Не, не помрет, - резонно возразил Баттосай. - Ты как всегда не обращаешь внимания на детали, длинный: тут еще полкниги!
Сарина мысленно взвыла: еще полкниги этого лютого маразма! Однажды ее соседка по комнате, еще в Сандхерсте, подарила ей нечто подобное, свято уверенная, что раз на обложке написано, что какая-то там Рук или Гэйл была единственной непокоренной женщиной средневековья, то об этом написано и в книжке - а Вайлахар же так любит читать про сильных и независимых женщин!
В итоге два вечера подряд она, боряь с зевотой и желанием запустить книжкой в соседку, мучительно продиралась через хитросплетения авторских комплексов и нескончаемый гардероб героини с шелками, бархатами и бессчетными драгоценностями.
Но тогда она хотя бы могла прекратить себя мучать и просто закрыть книжку, а сейчас...
- "И благородная Рарука-химэ отчаянно закричала, узрев врывающихся в окно синоби враждебного ее почтенному отцу клана, неустрашимый же Куроиси-доно схватил свой но-дати и, перерубив столбы своей кровати, сделанной искусными голландскими мастерами, похоронил под ней вражеского воина. Рарука-химэ же вновь вскричала, поскольку и сам Куроиси-доно был пойман в собственную ловушку. Но вскоре он освободился, единым взмахом но-дати прорубив себе путь через ткань и дерево, и вот он уже бросил голову вражеского синоби к ногам своей женщины..." - Баттосай очень понятным жестом потер лоб и потребовал у Сишио лист бумаги.
- А то скромный я не в силах постичь, как технически это так вышло...
Сарина впервые проявила некоторый интерес: ей стало любопытно, как эти два профессионала своего дела разрешат проблему прорубания длинной кавалерийской саблей через перины, подушки и деревянную раму.
- И надо еще учесть, маленький хитокири, что но-дати - его редко затачивают...
- Проломившись через подушки и перину, тупой бамбуковой пилой отпилил ниндзюку голову, так-то...
- На то он и легендарный герой. Хотя, при желании, положим, я так смогу. Наверное.
- Переоцениваешь себя, длинный. Тупым-то мечом?
- Нет, ты со мной поспорить хочешь, маленький хитокири?
- И хочу, да.
- Может, найдем клиента с голландской кроватью и проверим?
- Пока ж его найдешь-то! Может, на аналоге?
- Футон курочить не дам!
- Больно надо!
***
На полу, позабытая до срока, валяется старопечатная книга, перевод с испанского, тысяча пятьсот неясного года издания, повествующая о храброй Рарука-химэ и ее возлюбленном.
Невнятно помявкивает голодный рыжий котенок по имени Файр.
Зима 1864 года с рождества Христова плавно перетекает в зиму года 1865, но до этого никому нет дела - кроме, пожалуй, считающей дни капитана Вайлахар и ее коллег по проекту, затерявшихся в прошлом и не знающих, что делать дальше, и только где-то далеко, в далеком-далеком будущем, щурит холодные глаза мистер Блэк, расправляет тонкие усики, глядя на монитор компьютера с длинными рядами цифр и формул, да вздрагивает в неясном сне советник Киёхи, словно чуя старого врага.
Но враг был далеко, а здесь, в Киото - только зима и скука, и ожидание непонятно чего, и снег, который не похож на снег, и дети, которые в любые времена остаются детьми.